Пока молчит Царь-колокол в Столице,
И не удел Царь-пушка до поры,-
Вольготно вам: открыты все границы,
И вычеркнуты правила игры.

Грабеж, разбой, убийство, изуверство -
Все вам благополучно сходит с рук,
И мнится вам, что нет уже и средства
Остановить вас... Всюду - лень, испуг...

Но быстро ж вы забыли все уроки,
Что преподнес вам стойкий наш солдат.
Не радуйтесь - еще наступят сроки
И всей ордой вы броситесь назад!

Велик наш Бог! И велика Россия!
И Русская, как прежде, свята Честь!
Вы нам враги, джигиты удалые?
Так беспощадна будет наша месть!

Когда прижмем вас к краю адской бездны,
То целовать вы станете свинец;
Сопротивление будет бесполезным
И вам придет заслуженный конец!

А как остынет пыл, утихнут нервы,
То каждый убедится лично в том,
Что вы в своем "геройстве" - просто черви,
Раздавленные Русским сапогом!
И.Панин.

*** 
    Смотрят пращуры строго
     с неба в нашу толпу.
     Выбирающий Бога
     выбирает судьбу.
     Нас осталось немного.
     Память веры храня,
     выбирай себе Бога,
     что по крови родня.
     Перед кем не остаться
     одному в нищете
     и с врагом не брататься
     в черномазой орде.
     Перед кем не виниться,
     к алтарю не ползти,
     и в тюрьме не томиться —
     быть на воле в чести.
     
     Крыша нашего храма —
     это солнца лучи,
     стены нашего храма —
     это наши мечи,
     песен тайные силы
     и завеса зари,
     наших предков могилы —
     во степи алтари.
     Длится Рода дорога,
     где не место рабу.
     Выбирающий Бога
     выбирает судьбу.

НАША СОВЕСТЬ
Видишь? Словно птица мертвая
В грязно-розовой пыли,
Наша совесть, полустертая
Сапогом с лица земли.
Наша совесть безответная,
Вынутая из петли,
Подлецом полуотпетая
За валюту и рубли.
Не мечтать ей больше сказками,
Лишь поминки впереди, -
Там под плачущими масками
Расхохочутся вожди...
За каким же сердцем спрячется,
Что надежнее щита?
С кем опомнится, отплачется,
Встанет с именем Христа?
Вижу! Сквозь огни и оргии,
По изломанному льду
Он идет с копьем Георгия,
Конь крылатый в поводу.

***
     Анафема тебе, толпа рабов,
     бараньих глаз и толоконных лбов,
     трусливых душ и ослабевших тел.
     Анафема тому, кто не был смел.
     Цена смиренья — хлыст поверх горбов.
     Анафема тебе, толпа рабов.
     Пока тобою правит без стыда
     картавая кремлевская орда,
     ты не народ, ты — полуфабрикат.
     Тебя сожрут и сплюнут на закат,
     крестом поковыряют меж зубов.
     Анафема тебе, толпа рабов.
     Ползи на брюхе в западную дверь.
     Я думала — в тебе есть Бог и Зверь,
     я думала — в тебе есть Тьма и Свет.
     Я ошибалась… Кто ответит: "Нет"?
     Стой, Солнце! Разворачивай лучи
     и бисер по притонам не мечи.
     Я опускаю свечи вниз огнем.
     Да будет проклят день,
     не ставший Днем!

* * *

Я выхожу из-под контроля
Идей, законов и знамен,
Орла, звезды на красном поле
И исторических имен
Я выхожу из-под контроля
Вельможной лжи и звонких фраз,
Творцов чужой беды и боли
И узурпаторов на час.

Моя великая Держава
С непредсказуемой судьбой,
Лишь ты одна имеешь право
На жизнь мою, на голос мой.
Не дам щепотку русской соли
За мед чужих бездонных рек...
Я выхожу из-под контроля,
Монеты втаптывая в снег.

Мне нужен свет, да запах хлеба,
Да песни, что поет народ,
А надо мною - только небо!
А впереди меня - восход...

*           *           *

“Пуст твой двор, и в жилище не будет живых”
Говорит мне смеющийся враг...
И серебряный мох на березах кривых,
И дорожный дымящийся прах.

Эти белые села никто не спасет,
Эти рощи пойдут под топор,
И неистовый ветер печаль унесет,
И сожрет твою песню простор.

Реки вспять побегут, и стада уведут,
И детей унесут на руках,
И лихие вояки страну предадут,
Прогуляют ее в кабаках.

В камуфляже и касках чужих голубых
Все сметут, и останется страх...
“Пуст твой двор, и в жилище не будет живых”
Говорит мне смеющийся враг.

*           *           *

Если завтра война, мы поплачем о милом,
Перекрестим встревоженный дол,
Проведем БТРы по отчим могилам,
Чтоб могилы никто не нашел.

Подожжем златоглавый истерзанный город,
Чтобы городом враг не владел.
И зазубренный серп и заржавленный молот
Зашвырнем за небесный предел.

Мы допьем все вино и пройдем по бокалам —
Никому нашу радость не пить!
Если завтра война, мы забудем о малом —
Честь и славу за грош не купить.

Наш распахнутый мир будет светел и страшен,
Голос крови сильней, чем закон.
Заминируем каждую пядь этих пашен,
Динамит — под оклады икон.

Видишь — выхода нет, поднимается ветер,
Русь уводит на облачный край:
Впереди только битва и огненный пепел,
Позади — очарованный рай.

*           *           *
     Мы не вольны владеть огнем и сталью,
     и выбирать друзей, вступая в спор.
     В священном небе над российской далью
     открыт врагу воздушный коридор!
     
     Туда, где смело восстают народы,
     и где их суд возмездие вершит,
     бомбить твердыни веры и свободы
     бомбардировщик с Запада спешит.
     
     Чужая драма, часть чужого плана...
     Но если нынче время — выбирать,
     нам будут ближе воины Ислама,
     чем подлецов американских рать.
     
     Спешит стервятник из-за океана,
     холодный ветер грозное поет.
     Кто сможет от России до Афгана
     остановить уверенный полет?
     
     Но если мы бессильны сделать это,
     ревет мотор, безоблачен простор,
     пускай взорвет афганская ракета
     перед врагом воздушный коридор!

* * *
     
     Мальчик глухо и горько смеется,
     хочет верить под роковый ритм,
     что для подвигов повод найдется
     и найдется пространство для битв.
     Все вверх дном, и на кухне туманно,
     как всегда от дымка анаши,
     ухмыляются шлюхи с экрана
     и политики врут от души,
     он потерян для белого света,
     но зачем-то вечерней порой
     снова, снова включает кассету
     с давней песней "Последний герой".
     Сердце в пьяной истерике бьется,
     шепчет иглам и лезвиям бритв,
     что для подвигов повод найдется,
     и найдется пространство для битв,
     словно что-то зовет за стеною,
     обещает борьбу и успех...
     И восходит Война над страною,
     отмахнув героиновый снег!
     ...Но уже ничего не случится,
     мальчик спит на подушке сырой,
     и успела кассета разбиться
     с давней песней "Последний герой".
     Для других над дорогами вьется
     птица-месть выше робких молитв...
     И для подвигов повод найдется
     и найдется пространство для битв!

*           *           *

Страна, куда ты год за годом?..
Как будто есть сейчас страна…
Ведь чтобы снова стать народом
нам нужен Враг и Цель нужна.
…Но вот и Враг и Цель известны.
Казалось бы — гори огнем!
Но так же тянет к краю Бездны,
тайком вглядимся и замрем:
людей влечет процесс распада,
парад смертей, пороков рать.
И пошлой кажется отрада
творить, рождать и побеждать.

Отредактировано Апрельская_мама (2009-04-14 23:00:32)

***
    Призрак Солнца преследуя мыслью
     замер город под тусклой звездой,
     здесь мечтатель, измученный жизнью,
     отвечает за сон золотой.
     
     Эти строки — указов короче.
     Враг не знает Россию сломив,
     что реальности всякой жесточе
     наш безумный волнующий миф.
     
     Этот миф воплощался и прежде,
     как святого восстания миг.
     Да, мы— смертники ложной надежды,
     камикадзе иллюзий своих. . .
     
     Нам бы только мгновенье расплаты
     чтобы веку скомандовать: Стой!
     Чтобы вырвать чеку из гранаты,
     умирая за сон золотой.

***
— У них имперские амбиции! —
визжит завистливый нацмен,
и наши бывшие провинции
трясут знаменами измен.
А сами втихомолку грешные
порою жаждут всей душой
простора, как у нас — безбрежного,
и доли как у нас — большой…

У нас имперские амбиции,
они нужны, чтобы сберечь
и рода русского традиции
и цель великую, и речь.

Не жадность и не злость кромешная —
имперскость. Не жестокий спорт.
Империя — лишь неизбежная
броня от приграничных орд.
И пусть опять над нами властвуя,
они ведут трофеям счет.
Империя — не дума праздная.
И ложь от правды отсечет.

У нас имперские амбиции,
они нужны, чтобы сберечь
и рода русского традиции
и цель великую, и речь!

***
     Наши песни и книги безжалостно правы,
     но опять чья-то фраза с экрана слышна,
     что борьба за могущество нашей державы —
     пропаганда фашизма. Опасна она.
     Паникуют враги перед тем, что не лживо,
     и повсюду погромщиков слышат шаги.
     То, что русские есть, то, что русские живы —
     пропаганда фашизма, не так ли, враги?
     Ощущаете близость великой расплаты,
     защищаетесь грязью досужей молвы.
     Для истории мы — белой расы солдаты.
     Мародеры, ворье — для истории вы.
     И увидите, как беспощадно и властно
     будут наши мечты воплощаться в бою.
     Пропаганда фашизма бесспорно опасна
     для того, кто ограбил Россию мою.

  ***
Семицветным ковром расстилались луга.
Только краше бурьян на могиле врага.
Семицветным огнем рассыпались снега.
Только краше бурьян на могиле врага…
Облетели вишневого рая сады,
обмелели живые потоки воды,
расплескала заря молодое вино,
размечтались мы зря, а осталось одно —
не уйти в подсознанье и просто в бега,
а увидеть бурьян на могиле врага.
В мертвом небе — обугленная пустота,
но последняя искра бела и чиста
и дрожит и мерцает на пыльном ветру.
Так — Россия одна. Мы одни на миру,
где вожди обжигаются ржавчиной лжи,
где нарушены недругом все рубежи,
всех побед самоцветы в чужом тайнике,
лишь булыжник зажат в занесенной руке.
Возрождение эпоса есть в мятеже,
раскружилась эпоха в шальном кураже,
зашаталась бетонная наша тайга,
прорастает бурьян на могиле врага.

***
     Неба звездного полог
     пораскинут во тьму.
     Сон казачий недолог
     и в родимом дому.
     Старый воин тревожно
     хмурит брови во сне
     и жена осторожно
     говорит в тишине:
     - Спи, мой сокол, спокойно,
     никому не грози,
     все окончились войны
     на великой Руси.
     То не взрывы сверкают,
     а зарница видна,
     не пожары мерцают,
     а восходит луна.
     То поспела калина,
     а не кровь на листве.
     Спят холмы и долины.
     Спят злодеи в Москве…
     …Он оделся и вышел,
     шпорами не звеня,
     и никто не услышал,
     как он вывел коня.
     -Я рожден не для дома,
     не для жизни в ярме,
     а для вольного Дона
     жить себе на уме.
     Сон казачий недолог,
     нам и явь по плечу.
     Вижу пламени сполох
     и к победе лечу…

Оружие – народу.
Забудем про книги и споры,
про власть без царя в голове.
Ты купишь оружие скоро –
есть черные рынки в Москве.

Коварством чужого народа
захвачена наша страна,
унижена наша свобода,
без смелости – обречена

Покой обойдется дороже,
чем правых побед торжество.
Мир нашему дому.И все же
готовьтесь к борьбе за него.

Листовок мятежные фразы
нам в жизнь воплощать суждено,
везут автоматы с Кавказа,
все дешево. И решено –

отбросим бессильные споры,
Россия сказала: «Пора!»
Ты купишь оружие скоро,
и станешь сильней, чем вчера.

* * *
Захлебнулись вокзалы огнями,
дождь по стеклам киосков бежит,
а в тени, на цветном целлофане
у колонны девчонка лежит.
В рваном платье и выцветшей шали,
прикрываясь от света рукой,
спит она, позабыв о печали,
ощущая минутный покой.
В ореоле витринной подсветки,
под неоновым буйством реклам.
В грязных урнах огрызки, объедки
собирала она по углам.
Кто она? Из Молдовы? С Кавказа
гнал ее ужас перед войной?
И какие указы, приказы
стали этому черной виной?
Не найти ей ни дома, ни мамы,
не дожить до семнадцати лет...
Незаметной, обыденной драмы
продолжается грустный сюжет.
А кругом равнодушные лица,
и как будто народ - на народ.
И слезам не поверит столица,
да и песня ее не берет.
Спит девчонка, прижавшись к России,
вмятый в грязь одинокий цветок.
Сквозняки запевают стальные,
электрички летят на восток.
Разливается утро все шире
по мерцанью асфальтовых лент....
Что Вам снится в роскошной квартире,
Господин Президент?

* * *
В синеве вечерней мути,
на исходе дня,
замер витязь на распутье,
придержав коня.
Скрылись красные рябины
церкви - позади.
Три дороги - три судьбины
впереди в степи.
Ехать влево? Ехать вправо?
На восход? Во тьму?
На чужбине злато, слава
видятся ему.
Он назад не обернется,
он закрыл глаза...
Конь, как птица, ввысь взовьется,
а внизу - леса...
Там горит в осенней сини,
превращаясь в дым,
беззащитная Россия,
брошенная им.

ПАМЯТНИК
В год, когда взойдет заря Победы
и врагов последних сбросим в рвы,
памятником русскому скинхеду
мы должны украсить центр Москвы.

Будет мощь спокойная таиться,
твердая уверенность бойца
в гордом взмахе каменной десницы
и в чертах славянского лица.

За красноречивыми вождями
он не шел по путаной тропе,
кровь его, сметённая дождями, —
факт, а не воззвание к толпе.

Эй, страна, опять дерзая, строя,
там, в грядущем, полном новых сил,
вспомни безымянного героя,
юношу, что Родину любил.

А забудешь…
так не ради славы,
ради нас крушил он зло и тьму.
Все равно — воскресшая Держава —
это лучший памятник ему.

***
Был народ доверчивым и чистым,
но враги замучили уже.
Не зовите русского фашистом!
Вдруг ему придется по душе?..

Он устал оправдываться, бедный,
перед каждым, кто толкал в петлю:
— Не фашист я, братцы, — я безвредный,
безответный, всё от вас стерплю,
буду нежным, белым и пушистым,
жрите, волки, русскую овцу!
Не зовите русского фашистом.
Вдруг начнет перечить подлецу?..

Называли злобно и упорно,
а страну толкали за черту.
И сегодня Ваня ходит в чёрном,
а опасность видит за версту.
Пареньку с друзьями боевыми
дорога родимая земля —
от скинов уходят чуть живыми
наглые Руси “учителя”.

Был народ наш праведником истым,
но теперь недолго до беды.
Называли русского фашистом?
Будет вам награда за труды!

***
"Возлюби своего врага"-
эта фраза вам дорога.
Что ж, послушаюсь, уступлю.
Я врага своего люблю.
Не убил, не загнал в тюрьму,
Не вручил по пути суму,
Не изгнал, не лишил тепла,
Не заметил, как подросла.
Коль вину ему отпущу
За себя я его прощу,
Но когда подойду к окну
Не прощу его за страну.
Пляшет облако гари
По ночным городам.
Я из партии парий
И ее не предам.
Искры на пепелищах
Загораются вновь
Я за злых и за нищих,
За бунтарскую кровь.
Я врага своего люблю.
Помолиться, так намолю:
Надышаться ему - в петле,
Отоспаться ему - в земле.
Все идет к одному концу -
Коль ударю, то по лицу.
О, Россия, костры, снега,
Я люблю своего врага!

* * *
Ты – слабый и лукавый,
что видел на веку?
Слабо пойти за славой,
как в «Слове о полку»?
В вине твое приволье,
в окурке дань огню.
Слабо, презрев подполье,
шагнуть навстречу дню?
Нора за дымной хмарью
как грусть твоя, пуста.
Но ты дрожащей тварью
решил дожить до ста?